В царской России Саратов был крупным и очень богатым купеческим городом. Там старый центр со множеством исторических зданий, с царской застройкой. Поэтому земля в центре города дорогая. Естественно, проще снести какой-нибудь купеческий дом, который занимает по площади квадратов сто пятьдесят, и построить вместо него высотку. Хотя сама администрация города находится в исторических купеческих домах. Местные активисты как раз хотят сохранить исторический облик города. Саратов не очень зелёный город, но даже то, что есть, пытаются вырубить. У общественности есть фишка — обнимание с деревьями: они ходят и не дают вырубать зелень.

До 2017 года в Саратове была очень сильная внутренняя активистская движуха, центром которой являлся Серёжа Рыжов. Сам он занимался прежде всего вопросами экологии. Он собрал вокруг себя большое количество людей. Они многое делали, пока Серёжу не посадили. Эта посадка многих напугала, и многие отошли от всего этого, потому что человека посадили на ровном месте. Ему вменяют приготовление к теракту (ч. 1 ст. 30, ч. 1 ст. 205 УК РФ) — якобы он хотел единолично захватить здание администрации, площадь и ещё какое-то рядом стоящее здание. Это было не группой лиц, он хотел это сделать единолично! Его преследуют именно за то, что он активно наступал на хвост администрации, заставляя её делать то, что она должна делать.

С пикетами в городе выходят в основном в поддержку политзаключённых. Для них это животрепещущая тема. Когда я там была, они выходили в определённый день, и у них были такие альбомы, папки с фотографиями. Пикетчики стояли и рассказывали о тех, кто на данный момент находится под преследованием.

КПРФ в регионе имеет определённые позиции благодаря депутату Николаю Бондаренко, который параллельно является блогером и имеет более миллиона подписчиков. За счёт его личного резонанса и харизмы они умудряются решать какие-то вопросы. Но сама по себе КПРФ такая же, как и в других регионах. А местное «Яблоко» занимается по большей части выборами на разных уровнях и работает в коллаборации с «Голосом».

Практически все саратовские издания работают на администрацию. Единственное издание, которое что-то реально освещает и пишет о проблемах — это «Свободные новости — Волга». Их мило зовут просто «Свободные». Все другие независимые издания перекупили, а учредитель «Свободных» не живёт в Саратове, поэтому перекупить это издание у администрации просто не получилось.

Сейчас в Саратове идёт суд против подростков Игоря и Жени. В сентябре 2019 года учитель даёт ребятам задание — сделать презентацию на свободную тему. Октябрь-ноябрь — мальчишки сидят на сайтах по «колумбайну» и скулшутингу, готовят презентацию о том, что делать, если в твоей школе начали стрелять. Они общаются с этой тусовкой и попадают на заметку к сотрудникам ФСБ. В декабре ребята — со слов преподавателя, заявленных в суде — дают прекрасную презентацию: они хорошо описывают панические состояния, рассказывают о том, как с ними бороться, дают практические советы (например, если началась такая критическая ситуация — сразу отключите звук на мобильном телефоне, чтобы не привлекать к себе внимание). Такая живая инструкция о том, как себя вести. В декабре к Игорю и Жене в соцсети начинает стучаться девочка «Лиза». Она с ними знакомится. У них было восемь встреч, шесть из которых рассекречены в уголовное дело. Каждый раз на ней висела прослушка, и на некоторых встречах велась видеозапись. Каждый раз она заводит разговоры именно на эту тему. Экспертиза, которую сделал следователь, подтверждает, что она ведёт провокационные речи, что она задаёт и возвращает тему разговора, даже если ребята пытаются от неё уйти.

В последнюю встречу она приводит их в бомбоубежище, где практически на входе, в первой же комнате они находят деревянный ящик, в котором лежит обрез охотничьего ружья. Мальчишки достали его, посмотрели — и слава богу, поскольку было достаточно холодно (это был февраль), они были в перчатках. Положили его обратно и говорят, типа, всё, пойдёмте отсюда. В этот момент залетели ФСБ-шники. Их взяли, и после этого началось само уголовное дело. С них выбили показания, что из обреза этого двуствольного ружья они собирались убить не менее сорока человек. Но так как не было потожировых следов, этот обрез ушёл в отдельное делопроизводство по неизвестным лицам.

Почти сразу по этому делу устроили информационную блокаду. Когда я была в Саратове, я хотела встретиться с родителями мальчишек. Звонила в ОНК — они сказали, что делом занимается Уполномоченный по правам ребёнка, что мальчики выпущены под домашний арест и с ними всё хорошо. И что родители не хотят ни с кем общаться. Точно так же журналистам, правозащитникам — всем, кто пытался обращаться за контактами родителей, говорили одно и то же: что родители не хотят идти на контакт. Позже мне удалось выйти с ними на связь.

В момент суда опеку над Женей дали его дедушке. Дедушка — человек старой формации, у них до сих пор адвокат по 51-й [по назначению]. Сначала этот адвокат вёл такие речи — типа, давайте Игорь возьмёт всё на себя, а Женя технично «отскочит». Мама Игоря говорит: а каким образом он отскочит, если они в принципе ничего не сделали?

Группа поддержки Серёжи Рыжова, которая состоит практически из всех активистов, сейчас помогает мальчикам. Они были недавно возле суда, и на последующие заседания они тоже планируют ходить.

До этого все показания в суде были очень хорошими. Преподаватель выступила, сказала, что была прекрасная презентация. И директор школы. Прокуратура пыталась его крутить: а что, у вас нет запрещённых тем? Он говорит: а при чём здесь запрещённая тема? Что в этом запрещённого? Они же не рассказывали, что терроризм — это хорошо и давайте всех взрывать. Нет, они дали хорошую, познавательную презентацию.

Из провокаторши «Лизы» сделали секретного свидетеля, очень сильно изменив ей голос — так, что практически ничего не было понятно. Я общалась с мамой — она говорит, что по всем ощущениям на вопросы прокуратуры человек зачитывал ответы. На некоторые вопросы «Лиза» просто говорила, что не будет отвечать. Ей адвокаты говорят: вы будете отвечать, потому что суд не снял вопрос. Либо был слышен щелчок отключения микрофона, 3-4 минуты паузы — то есть человек не сразу начинал говорить. Видимо, кто-то сидел рядом с ней. Это предположение. Ей надиктовывали ответ, и затем она уже начинала говорить.

Адвокат полтора часа допрашивал эту свидетельницу, и по всем моментам становится понятно, что ребятам готовят обвинительный приговор. Вот тут помешала тишина: я не думаю, что они бы так себя вели, если бы дело сразу предавали огласке. Но в деле нет ни свидетельских показаний, ни вещественных доказательств. Ни самого события, естественно, не было. Это означает оправдательный приговор. Всё обвинительное заключение построено на показаниях этой «Лизы».