Чем незаметнее проходит рассмотрение политически обусловленного дела, тем незавиднее может сложиться судьба заключенного. К сожалению, в неправовом государстве от огласки и внимания со стороны СМИ зависит количество помощи, которую получит (или не получит) человек. Для того чтобы люди не оставались наедине с системой, создаются группы поддержки политзэков. Иногда в них входят близкие заключенного, в других случаях помощью занимаются те, кто не были с ним до этого знакомы.

Мы поговорили с представителями и представительницами групп поддержки из разных городов, чтобы понять, как устроена их работа и что помогает им действовать несмотря на усталость, выгорание и фоновый стресс. В конце ищите практические рекомендации по тому, как собрать команду и сделать помощь максимально эффективной.

Помощь политзаключенным в той или иной форме существовала всегда. Еще в конце XIX века, когда появилось понятие «политкаторжане», революционеры и революционерки солидаризовались вокруг заключенных соратников. Причем нередко это была не  помощь с воли, а самоорганизация внутри тюрьмы. Подробнее об этом мы рассказывали здесь.

Сейчас группы поддержки представляют собой эффективный инструмент помощи с воли. Они поддерживают связь с родственниками политзаключенного, находят адвоката и деньги на него, занимаются передачками, общаются со СМИ, организуют вечера писем. В крупных городах (Москва, Санкт-Петербург), как правило, соратники находятся быстро, буквально в считаные часы и дни. Своим рупором они выбирают канал в телеграме, где публикуется актуальная информация о деле и состоянии заключенного.

В регионах помощи бывает меньше, из-за чего далеко не все кейсы становятся известны общественности. Как поделилась анонимная участница группы поддержки «Тюменского дела», на суды к фигурантам не приходят активисты, только родные и близкие. Если на первых порах на заседаниях были журналисты, то и они перестали со временем посещать их. «В столичных делах больше солидарных и неравнодушных людей, готовых поддерживать политзаключенных», — говорит собеседница ОП.

Об этом же сообщил и активист Адель Минуллин (Казань), создавший группу поддержки Андрея Бояршинова. Прочитав о деле мужчины (его обвиняют в публичных призывах к террористической деятельности за комментарии в телеграм-канале «Протестная Казань»), Адель начал общаться с заключенным, и это общение ему понравилось. Поэтому он и решил помогать Андрею.

«У него большой активистский опыт, и мне показалось странным, что нет никакой группы поддержки. Конечно, сообщество его поддерживает, но я подумал, что публичность не помешает. О нём также писала у себя в твиттере журналистка Наиля Муллаева. Я связался с ней, предложил создать канал. Мы посоветовались и решили, что стоит это сделать», — продолжает Минуллин.

Внутри команды есть люди, которые ездят в Самару на суды. Так они могут поддержать Андрея лично и перекинуться с ним парой слов, а после передать информацию с заседаний в группу.

Участница группы поддержки «Тюменского дела» рассказывает, что количество человек в их команде постоянно меняется. Большое количество фигурантов — шестеро — приводит к тому, что обязанностей много. Кроме того, у всех есть работа, не связанная с правозащитой. Поэтому часть людей уходит из-за отсутствия эмоциональных сил, и команда старается находить новых участников и участниц для воплощения задуманных проектов.

М. из Москвы помогает многим людям, однако прицельно ведет кейс только одного человека: Юрия Михеева, подопечного «Зоны солидарности». Девушка поддерживает его с первого дня ареста и занимается всеми задачами, за исключением создания контента и ведения соцсетей. Она также общается с другими политзэками и помогает им по ситуации, если, к примеру, кто-то попросит книгу или сигареты.

Еще в 2017 году М. начала переписываться с узниками совести и на протяжении пары лет ее общественная деятельность ограничивалась этим. После был перерыв от какой-либо активности по личным причинам, в частности, из-за финансовых проблем. Когда настал 2022 год, оказалось важным «заниматься чем-то полезным, важным и нужным, тем, что можно было делать, оставаясь непосредственно в России», — поясняет собеседница ОП. И она начала непосредственно помогать политзаключенным.

Первый кейс, за который взялась девушка, — это дело Димы Иванова, автора телеграм-канала «Протестный МГУ». Его приговорили к 8,5 годам общего режима по делу о «фейках» про российскую армию. Далее были дела акциониста Паши Крисевича, которого судили по статье о хулиганстве за перформанс-инсценировку самоубийства на Красной площади, и Евгении Макаренко — девушки, которой дали 11 лет из-за получения посылки, в которой обнаружили запрещенные вещества. А Юрию Михееву она начала помогать с момента ареста.

Об этом деле М. узнала от знакомого антифашиста. Тот рассказал о задержании лучшего друга и спросил, как быть. 10 ноября 2023 года молодого человека и его товарища задержали на территории военной части в Московской области. Их обвинили в диверсии: те якобы пытались поджечь военную технику (ст. 281 УК РФ).

«Я вообще не знаю, что делать, ищу варианты, нахожу адвоката и начинаю поддерживать Юру. Я очень благодарна «Зоне солидарности», что они согласились его взять. Мне по факту легче», — говорит М. Сейчас она занимается практически всем, что связано с этим делом, однако при необходимости запрашивает совета у коллег по организации.

Мог быть еще один кейс, которым М. очень хотела заняться. Речь о помощи Анне Бажутовой, которую судят за «фейки» о Вооруженных Силах РФ. Изначально не удалось выстроить контакт с родителями заключенной, которые решили сами найти адвоката. Однако со временем эти отношения наладились. «Я помогаю с передачками, отправляю посылки, недавно перевела деньги после благотворительного маркета на 8 марта», — сообщает М. и добавляет, что она успела сдружиться с Анной и даже набила татуировку по ее эскизу.

Практически все свободное время она отводит на помощь политзаключенным, однако не считает это активизмом или правозащитной деятельностью. На вопрос о том, как она бы себя охарактеризовала, отвечает: «Просто человек, который ведет кампании по поддержке политзэков и занимается общением с ними».

По словам представителей и представительниц разных групп поддержки, выгорание фоново присутствует в их жизни. Силы заканчиваются, а ответственность никуда не уходит. Если не они, то никто другие не отправят подопечным передачу, не найдут деньги на адвоката и не расскажут, что сейчас происходит с арестантом. Заключенный оказывается полностью зависимым от помощи с воли и, к сожалению, это никак не изменить.

«Моя батарея разряжена просто в ноль. Я буквально иногда себя за волосы поднимаю, чтобы вообще что-то сделать. У меня диагностирована тяжелая депрессия, я пью таблетки. И мне максимально плохо от того, что я по сути ничего не могу изменить. Единственное, что может сделать группа поддержки — она может просто скрасить быт человека, сделать ему более комфортные условия. А по факту человек будет сидеть», — делится М.

Если раньше общественное внимание, огласка нарушений во время следствия могли привести к условному сроку или даже оправдательному приговору, то сейчас в лучшем случае можно надеяться на незначительное сокращение срока. Хотя бывают и исключения.

Так, режиссеру-документалисту, поэту и активисту Всеволоду Королеву вместо запрошенных следствием 9 лет дали всего три года. Ему вменяли распространение «фейков» о событиях в Украине, информацию о которых он якобы опубликовал «ВКонтакте». А гражданского активиста Николая Веприкова, который обвинялся по той же статье, отпустили из СИЗО под подписку о невыезде.

Как правило, арестантам помогают не только во время следствия, но и после оглашения приговора. Им по-прежнему требуется оплата услуг адвоката (и нередко его дороги до колонии, если человека этапировали в другой город или даже на другой конец страны), чтобы можно было добиваться улучшения условий заключения. Помимо этого, политические заключенные нередко сталкиваются с нарушениями со стороны сотрудников, и здесь тоже требуется вмешательство правозащитников.

Но есть и хорошие моменты. Чувство солидарности сближает, и это работает во все стороны: как между участниками и участницами группы поддержки, так и между заключенным и его соратниками. Часто общение с ними превращается в теплую дружескую связь, и уже арестанты могут поддерживать тех, кто на воле.

«Пусть и редко, но я получаю письма со словами: „Спасибо тебе за тебя, булочка", — продолжает М. — Вот ради таких слов ты поднимаешься и делаешь. Потому что человеку нужно и важно присутствие. Это заставляет тебя подняться. Потому что ты понимаешь, что ты нужен человеку. Что человек рад тебя видеть на судах. Это очень многого стоит».

Участница группы поддержки «Тюменского дела» рассказывает, что этот опыт открыл глаза на идейную солидарность, близость по духу. Не только персонам из команды, но и фигурантам «Тюменского дела». «Нами двигает вера в то, что что-то может еще измениться. Мы видим отдачу колоссальную и поэтому не остановимся», — добавляет она.

Адель Минуллин, в свою очередь, считает своим долгом не бросать политзэков, поскольку они пожертвовали всем ради гражданского общества.

Один из первых шагов по созданию группы поддержки — поиск людей, неравнодушных к судьбе фигуранта уголовного дела. Это могут быть близкие друзья, родственники или попросту неравнодушные персоны. Как правило, для координации действий создается отдельный чат. Туда не стоит добавлять случайных людей, советует участница группы поддержки Паши Синельникова, которого обвиняют в создании экстремистского сообщества по статье 282.1 УК (новое дело «Весны»), и координаторка проекта «Передачи СИЗО» Лиза Ананас (Санкт-Петербург).

«Если все в этом чате адекватные, адвокат может может присылать туда чувствительную информацию только для близких, которая не должна выходить дальше чата. Но если там есть непроверенные друзья, то лучше не надо», — сообщает она. Это может быть небезопасно и для заключенного, и для тех, кто ему помогает. Для общения между неблизкими знакомыми политзэка может быть уместно создать отдельный чат.

Что касается распределения задач внутри команды, то, как правило, участницы и участники делают кто что может. Хорошо, если в группе поддержки есть копирайтер, дизайнер, менеджер — тогда люди занимаются тем, что и так составляет основу их навыков. Но так бывает не всегда, иногда приходится чему-то учиться по ходу.

Если в команде всего 2-3 человека, стоит четко обозначать, в каких объемах готова брать задачи конкретная персона, а также предупреждать, сколько времени они готовы посвящать группе поддержки. Так, если кто-то один выпадает, работа не остановится и срочные новости по-прежнему будут публиковаться в канале.

Для заключенного группа поддержки становится одним из немногих мостиков с внешним миром. «Для меня очень важно оставлять человеку, который лишился свободы, право выбора того, что он говорит, что он транслирует. Сам он не может публиковать посты в телеграм-канале, делать публикации в СМИ или разрабатывать мерч. Все это возможно лишь через близких и медиа. Это важно — прислушиваться к человеку. Потому что если он что-то из заключения говорит, а его текст цензурят, чтобы он лучше звучал для поста, это лишает субъектности», — продолжает Лиза Ананас. Так, она и ее коллеги согласовывают все материалы с заключенными, которых они курируют.

Когда группа поддержки позволяет себе редактировать на свое усмотрение слова фигуранта, делает мероприятия или мерч без согласования с ним или ней, это может лишить персону доверия. В ситуации, когда человек оказывается один против системы и теряет привычные опоры, остаться еще и без поддержки близких бывает очень тяжело. Если он/она остается без этого, никакие деньги не помогут сидеть легче, сообщает активистка.

В заключение Лиза Ананас советует хоть иногда задумываться о себе, потому что бесконечно думать о заключенном невозможно, как бы того ни хотелось. Если же силы кончаются, не стоит себя винить, но важно предупредить фигуранта и написать, например, о том, что сейчас нет возможности регулярно писать письма, однако передачки будут отправлены тогда-то и тогда-то. «Это нормально. Лучше так, чем бросить, не сказать ни слова и уйти в закат. Лучше просто прийти спустя время и все объяснить», — говорит она.