В Вологде меня впечатлил реабилитационный центр, который изначально создавался под Красный крест. На президентский грант они купили недвижимость и провели там ремонт. Это бывшая промзона, помещение в восемьсот квадратных метров. Они занимаются реабилитацией заключённых, входят в состав ОНК. Порядка 20 человек живёт прямо в центре — те, кто освободился совсем недавно. У кого-то есть отдельные комнаты, кто-то живёт по двое-трое, для них это привычный образ жизни. У большинства — огромные сроки отсидки (минимум 10 лет).

Я разговаривала с ними, для них этот центр — разрыв порочного круга «украл — выпил — в тюрьму». Многие не понимают, как жить вне тюрьмы, потому что заключение — это серьёзная десоциализация. В центре помогают с оформлением различных документов, которые никогда в жизни не оформлялись. Нескольким подопечным они помогли взять ипотечные кредиты в рамках социальных программ, порядка 60 человек уже живут отдельно. Это большая, долгосрочная работа: всех надо накормить, трудоустроить, со всеми надо поговорить.

У центра есть своё производство, он существует на хозрасчёт. Есть швейный цех, столярный цех. Ищут заказы, постоянно что-то делают. С зон многие выходят с профессией швеи, это специфика наших колоний. Ещё они стараются устраивать людей в различные предприятия города.

Они стараются делать подарки. У женщины, отсидевшей суммарно 15 лет и занимающейся сейчас швейным цехом, в комнате стоят две клетки с шиншиллами. Одного зверька она купила себе сама, а второго ей подарили на день рождения. В центре нет каких-то запретов, ограничений, стараются делать всё, что помогает в социализации для этих людей.

Я была не в одном реабилитационном центре, в основном они похожи на трудовые колонии. Но вот этот меня поразил. Сама атмосфера больше семейная.

Ещё в Вологде есть отделение женского союза «Надежда России», работающее с домашним насилием, с малоимущими семьями. Когда я там была, они собирали зимние вещи нуждающимся. Что-то покупают и сами. Ещё договариваются с торговыми центрами насчёт мероприятий, где любой человек может купить какой-то подарок, который затем будет передан в нуждающуюся семью. Девушка, которая ведёт этот проект, состоит в КПРФ, но сам проект не имеет никакой политической принадлежности. Он не существует ни на чьи деньги, это фактически волонтёрская инициатива.

В Вологде есть небольшой проект ребят, которые окончили исторический факультет. Они выступают за сохранение исторических памятников — можно сказать, это объединение неравнодушных жителей города. Вологодская архитектура богата религиозными памятниками, церквями, которым много-много лет. Но, как ни прискорбно это звучит, многие из этих церквей до сих пор, ещё с советского времени, используются под склады или под что-то ещё. Волонтёры из этого проекта пишут письма в разные организации, чтобы найти деньги на реставрацию или хотя бы на сохранение этих памятников архитектуры. Делают экспертизы, отправляют документы в фонд культурного наследия. Например, они добились, чтобы на реставрацию одной из церквей выделили деньги из федерального бюджета.

Я приехала в Вологду как раз после выборов в Госдуму. Там есть достаточно большая и сильная ячейка коммунистов, они стараются что-то развивать в городе, отстаивают парки и скверы, выпускают безумное количество документов, предложений, программ. Это единственный город, где я увидела в КПРФ людей 40-45 лет — в основном я встречаю либо пожилых людей, либо молодёжь.

Из протестного движения есть несколько нацболов. Они поддерживают федеральные акции, выходят в пикеты.

Ещё я столкнулась в Вологде... с жителями СССР. Абсолютно сумасшедшие ребята! (Смеётся). Мне никто не сказал, что они «граждане СССР», поэтому сначала я вообще не понимала, как с ними разговаривать. Перед выборами произошёл случай, что одного из их активистов забрали в психиатрическую клинику. Мне стало интересно, потому что это очередной пример карательной психиатрии. Так вот — встречаюсь я с активистами, там было две женщины и мужчина. И они мне наперебой начинают с середины рассказывать, что вот этот Серёжа ни в чём не виноват. Говорят, что на основании таких-то статей писали в прокуратуру и в другие инстанции. Я слышу названия статей и их нумерацию — и не понимаю, что это за статьи. Я достаточно неплохо знаю законодательные акты Российской Федерации, но плохо знаю законодательство СССР. Они совсем не признают Российскую Федерацию и пользуются Уголовным кодексом и другими законодательными актами, которые были выпущены в Советском союзе. И вот это всё они пытаются мне в красках рассказать. Я вообще не понимаю, как с ними переписывается прокуратура.

Чем помочь этим людям — я даже представить не могу, потому что они, например, отрицают адвокатов Российской Федерации. Говорю им: к человеку, по-хорошему, надо отправлять адвоката. Они отвечают: у нас нет адвоката. Спрашиваю: что, в городе нет адвокатов? Они: это всё адвокаты, которые не имеют статуса, потому что статус им выдала Российская Федерация. (Смеётся). Уровень бреда на такой высоте, что первые минут двадцать я просто считала, что у меня начнётся паническая атака.

Потом спрашиваю про документы: можно мне хоть какое-то решение суда? Они: нет, вы не понимаете, это же незаконно! «Вы сейчас чего хотите? — говорю. — Чтобы человек остался там, или мы всё-таки почитаем хоть какие-то документы? Вы поймите, что в той концепции, которую вы предлагаете, сначала надо доказать, что Российская Федерация нелегитимна, и только потом вы сможете отстаивать того человека. Вы поймите, — говорю, — на это уйдут долгие, долгие годы».

В общем, разговаривать с ними очень тяжело. Этих людей очень много, и они свято верят в то, что они говорят. Они находят подтверждения своим словам (причём в законах именно Российской Федерации) о том, что всё, что произошло с нашей страной после развала СССР, — с их точки зрения, незаконно. Есть даже случай — я читала в интернете — что один мужчина судился в течение пяти лет и смог получить паспорт СССР. Я была в таком шоке!

Как и в Вологде, в Костроме есть более-менее активное отделение КПРФ. Четыре её члена организовали общественную приёмную, независимую непосредственно от партии. Можно сказать, это волонтёрский проект. Люди приходят туда для получения помощи в решении социальных или бытовых проблем. Например, если это судебные процессы, то там помогают с написанием исковых заявлений.

Летом эти ребята сами проводили детские праздники в парках, нанимали аниматоров. Потому что для детей всё было закрыто из-за ковидных ограничений. На один из таких праздников пришёл ОМОН и задержал организаторов под предлогом незаконной предвыборной агитации.

Ещё в Костроме меня обрадовала замечательная девочка, она блогер с хорошей заявкой на активизм. Ей 21, учится, работает и умудряется вести социальный блог, где около 7 тысяч подписчиков. Такой маленький человечек, который берёт и что-то делает. С одного из заводов, занимающегося производством бутилированной воды, был незаконно уволен человек. Она опубликовала эту информацию в своём блоге, написала несколько документов и своей харизмой настроила своих подписчиков. И они завалили администрацию этого завода разными письмами, жалобами и обращениями. Под таким общественным давлением человека восстановили на работе. Девочка старается участвовать во всех подобных проектах в городе.

Также я познакомилась с фем-активистками из Костромы. Они организовывают еженедельные встречи и дискуссии о феминизме. По факту это клуб по интересам, но туда приходит от 30 до 50 человек.

В Костроме есть отделение «Мемориала». В доковидные времена они проводили мероприятия примерно такого же формата, какие проводятся, например, в «Сахаровском центре»: просветительские лекции, барахолки и т. д.

Активизм в городе сильно подкосил ковид и преследование сторонников Навального. Поэтому многие, боясь уголовного преследования, живут обычной жизнью. Но всё же там остались люди, которые готовы что-то делать, что-то менять.